Иосиф Бродский, «Полторы комнаты»:

Они не были готовы эмигрировать,закончить  свои  дни  в Америке.  Ощущали  себя  слишком  старыми для  таких перемен,  и  в лучшем случае Америка была для  них названием  места, где они могли бы встретиться с сыном. Для них она  казалась реальной только в смысле их сомнений, удастся ли им переезд, если им разрешат выехать. И тем не менее в какие только игры  не играли двое немощных стариков со всей этой сволочью, ответственной  за  выдачу  разрешения!  Мать  обращалась  за разрешением  на получение визы одна, чтобы показать, что она не  собирается переметнуться  в Соединенные Штаты, что её муж остается заложником, гарантией её возвращения. Затем  они менялись  ролями.  Потом некоторое  время никуда  не  обращались, притворяясь,  будто  утратили   интерес,  или  показывая  властям,  что  они осознают,  как тем  трудно принимать  решение при том  или  ином  климате  в американо-советских отношениях.  Затем они обращались с просьбой о недельном пребывании в  Штатах  или за разрешением съездить  в  Финляндию или  Польшу. Потом  она ехала в Москву  добиваться  аудиенции у  того, кого  страна имела тогда в  качестве своего  президента,  и  стучалась во все двери министерств внешних и внутренних дел. Все  напрасно:  система сверху донизу не позволяла себе  ни  одного  сбоя. Как  система  она может  гордиться  собой.  И потом, бесчеловечность всегда проще организовать, чем что-либо другое. Для этих дел Россия не  нуждается в  импорте технологий. Можно  сказать, что единственный для страны способ разбогатеть — это наладить их экспорт.

***

…Письма не доходили, оставался телефон: очевидно,  проще прослушать телефонный  разговор,  нежели перлюстрировать и  потом доставить письмо по адресу.  Ох уж эти еженедельные звонки   в   СССР!   Международные телефонные   услуги  никогда   так   не благоденствовали.

 Мы не  могли  многого  сказать при  таком  общении,  нас вынуждали быть сдержанными, прибегать  к обинякам и  эвфемизмам.  Все  больше  о  погоде  и здоровье, никаких имен, множество диетических советов. Главное  было слышать голос,  уверяя  таким  непосредственным  способом  друг  друга  во  взаимном существовании. То было несемантическое общение, и нет ничего удивительного в том, что я не помню подробностей, за исключением отцовского ответа на третий день пребывания матери в больнице.

     «Как Мася?» — спросил я. «Знаешь, Маси больше нет, вот так», -– сказал он.  «Вот  так»  оказалось здесь потому,  что  и в этом случае он  попытался прибегнугь в эвфемизму.